Виктор Гусев: "Капитан команды должен быть лучшим игроком"
05.03.2009, 00:18
Внук Виктора
Михайловича Гусева, известного поэта, драматурга и киносценариста
(«Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны»), не пошел по
стопам деда. Вместо пьес и сценариев он стал писать и рассказывать о
футболе. И добился определенных высот. Член Академии российского
телевидения, лауреат Премии Правительства РФ в области печатных СМИ
Виктор Гусев является единственным спортивным комментатором,
удостоенным трех национальных телевизионных премий ТЭФИ.
— Три статуэтки ТЭФИ для телеведущего — это олимп карьеры?— Скорее приятный результат. Для меня гораздо важнее не то, что я
получил три ТЭФИ, а то, что девять раз подряд выходил в финал. Ты
попадаешь в тройку сильнейших, и потом только случай решает, кто станет
победителем. Шесть раз я проигрывал и лишь три раза меня удостоили
премии. А олимп карьеры для спортивного комментатора — это любой матч.
Каждый раз ты берешь новую высоту, покоряешь ее или нет и снова
готовишься к следующей…
— Когда проигрывали — огорчались?
— Конечно. Понимал, что многое зависит от случая и субъективного мнения членов жюри, но все равно обидно.
— Ваша карьера удалась или хотелось бы большего?
— В моей профессии нет такой цели, достигнув которую можно
сказать: «Да, я все сделал, ухожу на покой ». Это мне и нравится. Ты
живешь одной жизнью со спортом. Но если вы спросите меня, доволен ли я,
то отвечу утвердительно. Моя профессия совпадает с хобби. Иногда я сам
себе завидую. (Смеется.)
— Вы можете назвать себя карьеристом?
— Да. Другое дело, что я не приемлю хождения по головам людей. С
самого начала сказал себе: так поступать не буду. И если моя карьера
потребует продвижения за счет подавления других, то я откажусь от нее.
Лучше займусь чем-то смежным, тем более что варианты есть.
— Вам достаточно быть только комментатором?
— Вполне. В свое время я был творческим руководителем одной
телепрограммы и всякий раз ловил себя на мысли, что мне не хватает
жесткости, умения распределять функции среди людей. Хотелось все делать
самому, нежели поручать кому-то, а потом думать, справится человек с
заданием или нет. Для настоящего начальника это плохое качество.
Административная работа — не мое.
— Известно, что вы окончили иняз. Вы, действительно, пошли туда по совету историка-репетитора?
— Перед поступлением в институт я брал частные уроки по истории.
Причем занятиями это сложно было назвать. В Москве стояло жаркое лето
1972 года. Преподаватель высоченного роста, приходивший ко мне,
принимал в квартире душ и ложился на диван. В какой-то момент я понял,
что он не слушает меня, а спит. Тогда я просто стал зачитывать ему
параграфы из учебника. Историк спал, и все оставались при своем
интересе. Один раз он проснулся и спросил: «Кстати, а куда ты хочешь
поступать?» Я ответил: «На филологический или исторический факультет
МГУ». На что репетитор неожиданно сказал: «Эти факультеты для девчонок,
тебе нужна мужская профессия из того круга выбора, который у тебя есть,
например переводчик. Иди в иняз». Он был настолько убедителен, что я
подумал: «А почему бы и нет?» — и пошел в иняз. С тех пор ни разу о том
не пожалел.
— Какой вы видели свою карьеру во время учебы в институте?
— Футбол — это хобби. И если бы мне тогда сказали, что я стану
футбольным комментатором, то я подумал бы: это слишком хорошо, чтобы
быть похожим на правду. Тогда я размышлял так: профессия — это что-то
нудное, а футбол — отдых. После института была армия, потом
переводческая и редакторская работа в ТАСС. Мою судьбу определила
находившаяся за соседней дверью спортивная редакция. Я понял: там сидят
люди, сделавшие хобби своей профессией. Я начал писать им, помогать с
переводами. Английский язык был моим козырем, там его почти никто не
знал. И все-таки попасть в штат спортивной редакции оказалось крайне
сложно. Если в политических редакциях постоянно кто-то надолго уезжал
за границу, то в спортивной люди просто отправлялись в командировку на
соревнование, а потом возвращались на свое место. Случай представился
через пять лет. Меня послали в антарктическую экспедицию на борту
ледокола «Владивосток». Когда я вернулся оттуда героем-спасателем, мне
сказали: «Проси, чего хочешь». Я пожелал перевестись в спортивную
редакцию. Генеральный директор ТАСС сначала удивился, а потом пообещал
под 25-летие редакции дать дополнительную ставку.
— И вы ни разу не пожалели о своем решении? Вас ведь направляли политическим корреспондентом в Англию…
— За это время я столько раз бывал в Англии с гораздо более
приятной миссией, чем политическая журналистика, что, конечно, ни о чем
не жалею. Тем более что в Советском Союзе работа корреспондента в
столице Великобритании предполагала охаивание Лондона. Я ездил в Англию
на футбольные матчи, восторгался уровнем игры и мог спокойно об этом
говорить. А политический журналист за восторги по поводу тамошней жизни
на второй же день улетел бы обратно в Москву. В спортивной
журналистике, правда, тоже были заморочки. Скажем, запрещали называть
фамилию советского шахматиста, чемпиона мира Виктора Корчного, который
остался жить в Швейцарии, что порой делало абсурдным отчет о турнире с
его участием. Тем не менее в спорте было больше свободы и меньше
цензуры.
— Вы два года служили в Эфиопии. Откосить не пытались?
— Сначала мне сказали, что я поеду в мирный тогда Ирак работать
переводчиком при советских специалистах, которые помогали местным
военным осваивать наше вооружение. Когда в паспорте уже стояла иракская
виза, началась война — Эфиопия против Сомали. Меня перебросили в
Африку. На этом этапе я уже не мог сказать: «Ребята, я не соглашался на
войну!»
— У вас множество наград. Какая из них вам особенно дорога?
— Наверное, самая первая — медаль «За боевые заслуги». Она еще и
самая необычная для нашей мирной жизни, поэтому стоит особняком.
— К футболу вас приобщил отец. Как он отнесся к тому, что вы стали спортивным комментатором?
— Мой отец умер три года назад. Он был болельщиком «Динамо» и,
думаю, даже по-хорошему завидовал мне. Всегда внимательно читал мои
статьи, слушал комментарии… Отец в течение 33 лет возглавлял
биологический факультет МГУ. Будучи профессором, выдающимся ученым, он
с детства писал стихи, имел гуманитарные наклонности. Возможно, если бы
мой дед, известный поэт Виктор Гусев, не умер бы в 34 года (отцу тогда
исполнилось девять лет), то при определенных обстоятельствах папа смог
бы пойти по литературному или журналистскому пути. Своего сына я назвал
в честь отца Михаилом.
— Как вы попали на ТВ?
— Это произошло в 1992 году. В то время я был корреспондентом РИА
«Новости», работал на зимних Олимпийских играх в Альбервиле. ТВ
переживало большие изменения, появлялись новые спортивные программы,
уходили комментаторы предыдущего поколения. Видимо, поэтому мне
предложили делать еженедельную спортивную программу в качестве
внештатного сотрудника Останкино. Они знали меня как пишущего
журналиста. Так я начал делать программу, потом комментировать матчи,
затем вести спортивную часть программы «Время», а уже потом стал
штатным сотрудником Первого канала.
— Раньше у вас была собственная передача «На футболе с
Виктором Гусевым», а сегодня вы только спортивный комментатор. Нет
сожаления?
— В моей трудовой книжке по-прежнему записано, что я руководитель
программы о футболе. Сейчас передача носит одноразовый характер. Так,
если случается важный матч, то нам поручают сделать ток-шоу или некое
обозрение. Как еженедельный продукт оно исчезло в 2004 году с
появлением спортивных каналов, которым отдали на откуп все тематические
программы. Первый канал занимается исключительно прямыми трансляциями,
причем только топовых матчей и турниров.
— Между спортивными комментаторами на ТВ большая конкуренция?
— Мне так не кажется. У каждого свой стиль, свой матч. Я
комментирую игры сборной, которые имеют особый градус «боления»,
поэтому не могу позволить себе острых шуток. Если начну шутить во время
решающей игры, то потом придут письма со словами: «Ты что?! С ума
сошел?! Какие шутки?! Мы тут сидим, валидол глотаем!» Репортаж — это
скорее соперничество с самим собой, некий внутренний вызов. Здесь
выкладываешься на полную катушку.
— Что важнее для комментатора — эмоциональность или знание предмета?
— Сейчас все чаще приходится иметь дело с информированной
аудиторией. Ты должен рассказать ей что-то особенное, заинтересовать
ее, удивить. Тупая эмоциональность без знания предмета никому не нужна.
— Как становятся спортивными комментаторами? Этому специально же не учат…
— Кто-то приходит из спорта… На мой взгляд, лучших результатов
достигает тот, кто сначала поработал в пишущей журналистике и знает,
как построить фразу на листе бумаги.
— А почему на спортивных комментаторов не учат?
— До недавнего времени представителей данной профессии требовалось
мало. На Центральном телевидении советского времени была единая
спортивная редакция. На разных каналах одна и та же группа людей вела
все трансляции. В связи с появлением специализированных каналов
ситуация изменилась. Идет набор на каналы «Спорт» и «НТВ-плюс». Но,
видимо, этого оказалось недостаточно, чтобы создавать специальный
факультет для обучения. Талантливые ребята учатся у станка, по ходу
дела. И это правильно. Если человек трудится в спортивной редакции, у
него не остается времени на институт. Он набирается опыта, глядя на
старших товарищей, делая какую-то работу, подвергаясь критике. Здесь
проходят его университеты.
— Как-то вы сказали: «Начав писать о футболе, я перестал
быть болельщиком». Выходит, удовольствия от футбола вы уже не получаете?
— Я, как и мой отец, болел за московское «Динамо». Когда же стал
работать корреспондентом ТАСС, то понял, что это куда-то ушло. Однажды
после окончания матча я должен был сразу же передать отчет. «Динамо »
проигрывало, но я вдруг поймал себя на мысли, что желаю поражения
любимой команде, иначе… материал придется переписывать. Вот тогда-то
болельщик во мне и умер. Сейчас у меня есть любимые игроки, но нет
клуба, которому бы я симпатизировал. Моему сыну четыре года. И я хочу,
чтобы он болел за столичное «Динамо», — все-таки семейная традиция.
Если, конечно, не станет комментатором…
— Что для вас самое трудное в работе?
— Самое сложное я уже преодолел. Труднее всего было понять, что
то, как тебя оценивают люди, субъективно. Иногда сильное место твоего
репортажа подвергают критике, а то, что ты посчитал своей неудачей,
превозносят. Было сложно не обращать внимания на подобные вещи. Но я
сумел с этим справиться.
— Болельщики делят комментаторов на фартовых и нефартовых. Вы к каким относитесь?
— Если человек всю жизнь комментирует матчи зарубежных
чемпионатов, тут ни о какой фартовости речи быть не может, ведь
большинству наших зрителей в общем-то все равно, кто выиграет. Главное
— сам футбол, его красота. Понятие фартовости применимо к комментатору,
работающему на матчах сборной России и отечественных команд на
международной арене. И тут я чаще выступаю в роли нефартового, потому
как наша сборная, увы, реже выигрывает в решающих матчах, чем
проигрывает. Интересно, что, когда ты возвращаешься после победной
игры, зная, что это был не лучший твой репортаж, многие говорят: «Да,
хорошо отработал». И они же после проигранного матча будут критиковать,
хотя ты прекрасно знаешь, что репортаж-то удался, ведь комментировать
неудачный матч гораздо сложнее. Но тебя отождествляют с футболистами,
ты становишься заложником результата их игры.
— Кто для вас служит примером успешной карьеры в России?
— На телевидении — Константин Эрнст. Он возглавил канал, однако
остался творческим человеком, что очень важно. Да, капитан команды —
это ее дух, организатор, символ. Но оптимальный вариант — когда он еще
и лучший игрок.
— Что вами движет больше: азарт игрока или желание жить как можно лучше?
— Конечно, первое. Желание жить лучше связано исключительно с
семьей. Мне всегда хватало. Но для жены и детей хочется чего-то
особенного. Поэтому второе со временем стало приближаться по значимости
к первому.
— Ваша супруга не работает. Полагаете, женщине делать карьеру необязательно?
— Нет, она сама решила посвятить себя семье, что мне было приятно.
У нас две дочки и сын. Оля свой творческий потенциал перенесла на
семью. По ее отдельным работам в качестве продюсера телевизионных
проектов знаю, что она сделала бы хорошую карьеру.