Комментатор «Спорта» Дмитрий Губерниев в подробном интервью Sports.ru – о своих прыжках с пятиметрового трамплина и дебюте на телевидении, уважении к зрителю и смешных болельщиках, реакции на критику и «толстокожести», «антироссийском заговоре» и тонком чувстве юмора.

- Дмитрий, каким образом вы попали на телевидение?

– Я начал работу почти 12 лет назад, в мае 1997 года, на канале «ТВ-Центр». Пришел с улицы, выиграл конкурс, и меня взяли ведущим спортивных новостей.

- Вот так просто: с улицы – и на телеканал?

– Знакомая из МГУ подсказала, что нужны новые лица на канал «2х2», который реорганизовывается в «ТВ-Центр». Я пришел, меня благополучно отправили обратно. Но поскольку я парень упорный, сумел убедить людей в Останкино, что у меня все получится. Сняли пилот, и я начал работать.
Потом на «ТВ-Центр» пришел Василий Александрович Кикнадзе, который возглавил спортивную редакцию. В 2000 году он пригласил меня уже на телеканал «Россия», где на базе спортивной редакции образовался телеканал «Спорт». Сейчас я работаю в холдинге ВГТРК и очень этим доволен.

- Но ваше образование с телевизионной деятельностью не связано…

– Зато напрямую связано со спортом. Я заканчивал Академию физической культуры – кстати, не педагогический, а тренерский факультет. Такая ошибка есть во многих анкетах. Потом учился в институте повышения квалификации для работников телевидения и радио.

- Какими-нибудь видами спорта помимо гребли профессионально занимались?

– У меня первый взрослый разряд по лыжным гонкам. В классике я достаточно преуспел. В институте меня учил Владимир Кузин, король лыж, чемпион мира и Олимпийских игр, и этим я очень горжусь. Считаю, что имею полное право в репортажах оценивать какие-то лыжегоночные характеристики – просто потому, что меня этому учили лучшие в мире.

Все, что комментирую, я знаю. Про бобслей мне много рассказывал Валерий Лейченко, я пробовал спускаться в бобе. Также у меня был, к примеру, спецкурс по прыжкам на лыжах с трамплина. Я тогда комментировал вместе с Валентином Татаринцевым – это выдающийся судья, лучший арбитр Олимпийских игр в Лейк-Плэсиде по прыжкам, заслуженный тренер. Он меня научил видеть, чувствовать, разбираться в этом виде спорта. Конечно, я сам с огромных трамплинов не прыгал, но с пятиметровых сходненских улетал и даже показывал результат на уровне 8 -10 метров.

- Выходит, зимние виды вы начали комментировать целенаправленно?

– Безусловно, это мои любимые виды спорта. И, честно сказать, – да не обидятся на меня поклонники биатлона – мне лыжи нравятся чуть больше. К моему большому сожалению, сейчас их удается комментировать лишь изредка. Может, это мое детское восприятие. Или, как еще бывает, – есть женщина, которую ты любишь, а есть та, которая просто нравится. Биатлон – пожалуй, второй случай. Хотя сейчас у меня все-таки две любви – лыжи и биатлон. Но то зимой, летом люблю плавание и греблю. Эта любвеобильность мне даже нравится. Я очень скучаю по комментариям именно лыжных гонок, потому что это истоки. Ведь изначально биатлонисты встали на лыжи, а потом взяли в руки винтовки – иначе они были бы стрелками.

Я очень благодарен выдающимся лыжным и биатлонным комментаторам, про которых сейчас практически никто не вспоминает, – Георгию Суркову и Анатолию Малявину. К сожалению, оба ушли из жизни до того момента, как я начал карьеру на телевидении. Очень жаль, потому что именно их я считаю своими учителями. Советская школа до сих пор самая сильная в мире, и когда кто-то называет меня последователем – это безумно приятно.

- Расскажите, как готовитесь к эфиру? Интернет просматриваете?

– Просматриваю. Кстати, хотел бы похвалить, в том числе Sports.ru, за работу. Я на самом деле очень рад тому, что информация из зарубежных источников сейчас оперативно переводится. Конечно, я в состоянии сам перевести с английского и даже кое-что с немецкого. Но поскольку есть люди, которые это делают оперативно и профессионально, удобнее все прочитать по-русски.

Я не стесняюсь признаваться и в том, что захожу на фанатские сайты. В том числе читаю отзывы о комментаторах – но сейчас у меня это ничего не вызывает, кроме смеха. Спасибо тем людям, которые год от года упорно пишут про меня одно и то же. Но, ребята, я меняться не собираюсь.

- Тем не менее находите для себя что-нибудь конструктивное в зрительской критике?

– Безусловно. Но, к сожалению, вижу в ней очень мало позитива. По большей части это критиканство, которым, как я полагаю, занимаются оголтелые фанаты. Леша Попов, когда впервые увидел, что о нем пишут, схватился за голову. А Дима Терехов вообще отказался комментировать дальше биатлон, начитавшись форумов. Получается, десять человек, едва разбирающихся в спорте, сидят у мониторов и вершат судьбы!

Я горжусь тем, что общаюсь со всеми нашими биатлонистами, пловцами, гребцами. И всегда с удовольствием принимаю какую-то критику с их стороны. Хотя в целом они с уважением относятся к моей работе, мне это приятно. Думаю, если профессионал говорит, что все в порядке, то ему можно верить.

При этом могу сказать, что иметь уважение к телезрителю – очень важно. Меня всегда учили, что по ту сторону экрана публика гораздо более образована и умна, чем ты сам. Пусть лучше некоторые считают, что дурак – комментатор. Большинство же все равно так не думает.

- Однако многие имеют к вам претензии. Например, в своих репортажах вы увлекаетесь фактами из личной жизни спортсменов.

– Я этого вопроса ждал. Да, меня много за это критикуют, но я достаточно толстокожий человек, чтобы не обращать внимание. Мне кажется, мы должны объяснять людям: спортсмены – не машины. И нужно рассказывать о них как о личностях, причем выдающихся. Смешон тот болельщик, которому нужны только голы, очки и секунды.

Поэтому мне кажется важным, что Альбина Ахатова вяжет свитер для сына Ленечки. Мне кажется важным, что мамы-спортсменки показывают мне фотографии детей и говорят о них. Эмоциональный момент просто необходим. Другое дело, что нельзя перегибать палку и впадать в «желтизну». Тут важно чувствовать грань, и, думаю, мне это удается.

- Антироссийский заговор, который вы нередко упоминали в эфире, имеет место быть?

– Ерунда, нет никакого заговора! Это элемент шутки. Я с огромным уважением отношусь ко всем спортсменам без исключения. Бывает, в пылу борьбы могу чрезмерно усилить принадлежность к России. Но я болею за свою страну, это нормально. И надеюсь на понимание со стороны аудитории – что не всегда случается.

- Но ведь такая градация – «наши/не наши» – влияет на поведение и настрой болельщиков. Вспомнить хотя бы поведение зрителей в Ханты-Мансийске.

– То, что происходит в Хантах, действительно не очень хорошо. На эту тему мы еще поговорим в эфире ближе к российскому этапу. Я не претендую на роль учителя, но мне кажется, что есть возможность попытаться нам всем вместе повлиять на ситуацию.

- Например, искоренить из репортажей воинственный пафос? Бывало такое, что вы сравнивали гоночные ситуации с событиями Второй мировой…

– Да неправда это. Тут люди передергивают. Я на самом деле считаю себя человеком, обладающим неким чувством юмора. И склонен полагать, что большинство зрителей улавливает тонкую иронию.

- Называть биатлонистку Симону Хаусвальд Хаусвальдихой – это тоже ирония?

– Я нередко пытаюсь использовать богатство русского языка. В этом случае, пожалуй, слегка перегнул и подумал – нужно что-то более мягкое. Пускай она будет Хаусвальдушкой. Она очень хорошая девчонка на самом деле. Одно время весьма подробно за ней следил. Мне немецкие друзья много интересных сведений о ней прислали – про то, как она начинала в биатлоне, про маму, про ее переезд в Германию...

Вообще порой в репортажах интересно провести эксперимент: скажешь что-то и ждешь, как народ отреагирует. И в большинстве своем реакция вполне предсказуемая. В свое время я говорил знакомым людям – вот сейчас назову Бьорндалена космическим крокодилом, и десять человек скажут: «какой Губерниев ужасный, как он мог», а другие десять – «как это было здорово!». Зрителям должно быть весело – это же спорт! Это одна из немногих вещей, которые заставляют нас плакать, смеяться и переживать сильнейшие эмоции.

- А какой эфир стал для вас самым эмоциональным?

– По большому счету самые сильные мои комментаторские впечатления не связаны с биатлоном. Это победа четверки парной в Афинах, Максима Опалева и Ларисы Ильченко в Пекине. Эти виктории заставили меня плакать. Это был крик души, а не комментарий, причем абсолютно искренний.

Что касается биатлона, я счастлив, что был причастен как комментатор к победе нашей мужской сборной на чемпионате мира в Антхольце. За этот комментарий я получил ТЭФИ. Хотя эту награду в первую очередь выиграли наша эстафетная четверка, и ребята это знают. А вообще я уверен, что главные запоминающиеся моменты в биатлоне у меня еще впереди.

- Что тяжелее комментировать: победы или поражения?

– Поражения, однозначно. Но я стараюсь никогда не «хоронить» своих. Даже если мы сегодня все на свете проиграем – завтра все выиграем! Я сам спортсмен, хоть и не добился больших результатов, и знаю, чего стоит борьба за тридцатые места. Знаю, каких усилий стоит попасть в состав любой национальной сборной. Люди, которые после мужской эстафеты в Рупольдинге начали кричать: «Позор!», тяжелее вилки ничего в руках не держали. Я держал. Знаю, когда тебя выворачивает наизнанку после финиша, что такое пахать, получать травмы. Поэтому имею некое право рассуждать о таких вещах.

- Как вы относитесь к болельщицким предрассудкам о том, что комментатор должен молчать во время стрельбы?

– Я считаю, что промахи спортсменов надо обязательно комментировать. Не у всех есть возможность следить за графикой, кто-то просто не в состоянии ее разглядеть. Знаете, был один такой выдающийся случай. Ко мне как-то подошла девочка, полностью незрячая спортсменка, паралимпийская чемпионка – я, к сожалению, запамятовал ее фамилию. Она меня узнала по голосу, просто подошла и сказала: «Спасибо вам за биатлон, когда я его смотрю (так и выразилась – «смотрю»), я понимаю, кто как бежит, кто сколько раз промахнулся». Вот эта оценка очень многое значит.

- Вы нередко приглашаете кого-нибудь из спортсменов к себе в эфир. Насколько оправданна такая практика?

– Для спортсмена, которому завтра бежать гонку, рассказывать об успехах или неудачах других на комментаторской позиции может быть достаточно серьезным испытанием. Макс Чудов, год назад отсидев со мной рядом в кабине, признался потом – устал так, будто только что отпахал 20 километров. Другое дело, когда ребята приходят, к примеру, после эстафетного этапа поделиться впечатлениями. Но злоупотреблять этим не нужно. Парный репортаж – очень тонкая субстанция. Здесь должен сидеть человек, который тебя чувствует и которого чувствуешь ты. Если работать в разные калитки, этим можно нанести ущерб – не понравится ни спортсмену, ни зрителям. Поэтому у нас подобные проекты происходят на добровольной, дружеской основе.

- В Рупольдинге в комментаторской кабине побывала Света Слепцова. Как ей удался дебют?

– Отлично – все было в тему и со знанием дела. С тренером Светы мы договорились, что она придет только на первый этап эстафеты, но по ощущениям стало понятно, что этот эфир пойдет ей на пользу – и она просидела до самого конца. «Не выгонять же девушку на мороз!» – отшутился я потом на тренерские замечания. На меня поворчали чуть-чуть, но не более того. К тому же, как я в вашем интервью прочитал, ей самой понравилось. Была, правда, пара спорных моментов, когда я ее перебил – мне даже редактор «Недели спорта» Кирилл Филиппов сделал замечание. Но тогда ситуация в гонке менялась, и нужно было быстро реагировать. Поэтому прошу прощения у Светы и у телезрителей – это было не по злому умыслу.